Теги: Интервью, Профессия

11:11 03 марта 2021

текст

Мульти-Бронзит

На вопрос: «Кто такой Бронзит?» часто отвечают: «Алеша Попович». Автора действительно иногда можно отождествить с его героем или произведением, но с увальнем Алешей у Бронзита все-таки мало общего. Как любой мастер, он в принципе может быть похож только на самого себя (да и то не всегда).

2243 0 0

отправить по e-mail

– Константин Эдуардович, есть мнение, что никакой технический прогресс не может дать фильму того, что дает сознательное ограничение режиссером средств исполнения. Это действительно так?

– Все зависит от задачи. Что если она не решаема без технического прогресса? Обратная ситуация – скажем, моя «Любовная история»: графический, почти газетный рисунок – это сегодня-то, в XXI веке. Как мне написал Эдуард Васильевич Назаров – «Бронзит, проще уже некуда». Просто для этого проекта мне не нужны были технологические примочки, его задача совершенно в другом. Оба эти пути ведут к успеху, когда за всем стоит грамотный режиссер. А беда начинается, когда технические выкрутасы становятся руководством к действию: «Смотрите, что можно!
Сейчас я это сделаю!» Если ведет не идея, а некий прием, то мы видим на экране только прием, и ничего больше.

– А какова роль штампов в анимации?

– Так, сейчас будем разбираться. Что вы подразумеваете под анимацией? Движение персонажа или анимационное кино? Опять же, кино разделим: штамп режиссерский или сценарный. Тогда анимация уже ни при чем, законы режиссуры и драматургии одни и те же – что для мультфильма, что для игрового кино. «Много раз видел», да?

–Да, «это уже было». Какая у таких моментов функция? Они заставляют зрителя узнавать в одном фильме то, что понравилось в другом, и любить его за это?

– Нет, любят, наоборот, за оригинальность. Если за что и ругали в свое время тот же «Аватар», то как раз за клише, по которому сделан сценарий. И если бы зритель увидел только этот штамп в 101-й раз – понятно, что фильм был бы обречен на провал. Но форма, в которую этот штамп облечен, оказалась в высшей степени оригинальной. Зритель готов смотреть известные ему вещи, когда есть момент зрелища, шоу. Этого сегодня по-прежнему достаточно, чтобы быть успешным.

Вы понимаете – все на штампах! Как сказал, по-моему, Том Хэнкс – «Когда меня хвалят за актерскую игру, то хвалят не меня, а того, у кого я все это украл. Но я не стесняюсь об этом говорить, потому что он тоже обокрал кого-то». Это ремесло со времен Аристотеля из поколения в поколение обрастает набором приемов, которые актеру просто неприлично не знать. То же касается и сценарной профессии, и режиссерской, и мультипликационной. Саша Татарский как-то сказал, что «хороший аниматор – это 10 штампов, а очень хороший – 100». Более того, грамотно использованный шаблон перестает таковым быть – он опять звучит как в первый раз.

– А что сложнее и интереснее – создавать героя, историю, или экранизировать что-то известное?

– Это вопрос подхода в творчестве, даже не подхода, а пути. Саша Петров, например, занимается только адаптацией – у него всегда переложение литературы на киноязык. А у меня это всегда оригинальная история, но не потому, что я задался такой целью – просто так работает мой мозг. Я так устроен, мне интересно что-то изобретать.

– Вы увлеклись профессией, когда увидели диснеевские мультфильмы...

– Да!

– А как вы оцениваете советскую анимацию с высоты сегодняшнего опыта?

– Пять процентов из всей советской анимации – это очень мало! – действительно были объективно и хорошие, и выдающиеся. Все остальное – это мусор.

– Что вы относите к пяти процентам?

– Хитрук, Норштейн, Назаров, Татарский. Все. Фильмов там – по пальцам сосчитать: у Назарова три всего, у Норштейна пять, у Татарского побольше. У Хитрука шесть-восемь выдающихся фильмов – это много для одного автора, но немного для страны в целом. Вот вам 20 фильмов, которые составляют золотой фонд нашей мультипликации. Этот мой расклад – жесточайший – я знаю, не совпадает с раскладом многих других деятелей кино и кинокритиков.

– С чем связано такое качество? С техническим отставанием от Запада?

– Нет-нет! Вот сейчас-то оно и есть – техническое отставание. Но 30 лет назад, когда все рисовали на целлулоидах одинаковыми красками, разница в технологиях была невелика. У них целлулоид был тоньше. Ну, и краски качественнее – вот и вся разница.

Это вопрос художественного мышления, творческих задач. Поверьте, даже когда я мало понимал – что я, школьник, мог понимать в кино? – мне действительно было скучно смотреть мультики про пионеров. Тут я не могу не привести слова Саши Татарского, которые характеризуют плохую часть советской анимации: «Мультипликация про то, как зайчик пукнул, а ежик его пожалел». Это слюняво, неинтересно, драматургически вяло – как правило, в советской мультипликации драматургия отсутствует.

Она начинается тогда, когда жизнь делает первый ход. Обстоятельства для персонажа складываются так, что он постоянно вынужден действовать. Драматургия же советской мультипликации строилась, как правило, так: «А давайте пойдем в поход!» Вот это «Союзмультфильм» – в основной своей массе. Чудовищно.

– Может, режим накладывал отпечаток?

– Да при чем тут режим! И Норштейн, и Хитрук творили при том же режиме. С теми же людьми, которые создавали беспомощного кота Леопольда, уж простите. Сейчас это прочтет человек, ничего не понимающий в кино, – не обязан же он все понимать!– прочтет и ужаснется: «Как так, кот Леопольд – это плохо?!» Да, это плохо, это чудовищно.

– А как это объяснить человеку?

– Да никак. Я всегда привожу в такой ситуации пример Виталия Вульфа, у которого однажды спросили: «Что делать, если ничего не понимаешь в балете, но очень хочешь понимать?» Ответ был очень простой. Первое – как можно чаще смотреть балет. Второе – читать как можно больше критических статей. И третье – как можно внимательнее слушать специалистов. И только потратив немало лет и усилий, вы начнете в балете разбираться. А объяснить вам за две минуты, почему кот Леопольд – плохо, я не смогу. Но поверьте мне, потому что я в этом специалист, а вы нет.

– Отличается ли сегодняшнее поколение мультипликаторов?

– Оно отличается, да. Сегодня молодежь делает оригинальные, нестандартные фильмы, разрабатывает много авторских направлений, которые в последние годы никто не «копал». 70–90 процентов продукции «Союзмультфильма»– как одно кино. А есть яркие личности: Саша Петров – живописью по стеклу занимается, никто так никогда не работал; Ваня Максимов – делает совершенно особое кино; Костя Бронзит – этот вообще чудак странный, каждый раз снимает фильм, не похожий на свой же предыдущий; Миша Алдашин – удивительный художник, тонкий, поэтический. У него тоже разное кино: и про червячков сделал прекрасный фильм – «Другая сторона», и при этом замечательное «Рождество». Эти самобытные художники двигаются в разные стороны, расширяя зрительское пространство.

– А за рубежом тоже больше ценят наши мультфильмы?

– Вполне логичный вопрос, но меня немного напрягает такая формулировка... Ценят, не ценят – за этим слишком много стоит. Насколько часто их покупают, насколько они востребованы... Покупать – мало покупают. Но мы мало и делаем. Хорошая мультипликация востребована – допустим, фильмы Ивана Максимова покупают телеканалы. В таком случае наша мультипликация ценится, ее замечают – в мире практически нет фестиваля, где она останется без награды. И вот это как раз показатель определенного уровня, художественного качества.

– Мультипликация должна со временем стать международной, или в каждой стране должно быть национальное кино, на котором бы воспитывалось новое поколение?

– Не то и не то, а совсем другое. Должно быть много. Разной. Мультипликации. И тогда она будет интернациональной, демократичной – такой, как делает тот же Дисней. Такая средняя мировая мультипликация – средняя не по качеству, конечно, она выдающаяся. Средняя – это стандарт.

И пусть будет много ярких маленьких самобытных художников. Они неизбежно будут
с национальным оттенком – человек ведь живет в социуме, от которого не может не зависеть. Я, например, могу напрячься и сделать фильм на японскую тематику. Но скорее всего, у японца это получится лучше. И наоборот.

А дальше – просто нужно рыть, делать какие-то драматургические открытия. Писать интересные истории. И будет много хорошей мультипликации. Это нас всех только обогатит.

– А когда вы работали во Франции – вас это как-то обогатило, вы получили что-то новое?

– Ни черта не получил.

– Почему?

– Потому что я приехал с конкретной целью – сесть в углу на студии и делать свое кино. Мне было абсолютно до фени, где это будет, потому что был проект, в голове он у меня сложился, и нужно было его выполнить как можно быстрее (свой знаменитый фильм «На краю земли» Бронзит делал на французской студии «Фолимаж». – прим. ред.). Поэтому не то что обогатить – спасибо, что не очень мешали. Параллельно я смотрел проекты, которые они делали в тот момент, но это все особой художественной ценности для меня не представляло. Так что, скорее, обогащение шло от меня. Другое дело – они в этом не слишком нуждались. И даже не подозревали, что я их обогатил (смеется).

– Мультфильм – это индивидуальное творчество или совместное? Или на разных студиях по-разному?

– Вообще-то есть известная истина: «Кино – искусство коллективное». Но вы так сейчас сформулировали, что я задумался – а ведь она ложна… Тут действительно есть деление. Как процесс творческий – это индивидуально, конечно: неважно, мультипликация или игровое кино. Творит сначала автор сценария, потом режиссер. Почему мы говорим «фильм режиссера такого-то», а не «коллектива такого-то»? Но технологически это коллективный процесс. Это то, от чего режиссер очень часто страдает: и сделал бы все сам, но невозможно – ты зависишь от целого ряда других профессий, смежных с кино.

– Талантливый ребенок в России и за рубежом – у кого больше возможностей развиться в анимации?

– Подозреваю, что больше возможностей там. В Америке практически нет не то что университета – колледжа, где отсутствует отделение кино, и в том числе маленькое отделение мультипликации, где ты можешь факультативно заниматься. Люди там давно поняли престижность и перспективность этой профессии. У нас это все равно какие-то локальные места: ну ВГИК, ну еще ЛИКИ (Санкт-Петербургский университет кино и телевидения – прежний Ленинградский институт киноинженеров. – прим. ред.) – и это на всю страну! А раньше еще хуже было. Вот мне в Питере негде было учиться, я поехал на Высшие режиссерские курсы в Москве…

– А как студии решали проблему кадров?

– Сами себе готовили, как и сейчас многие студии делают – выращивали своих режиссеров и аниматоров. И Норштейн, и Хитрук выросли в стенах студии. Поэтому раньше режиссеры делали свои первые фильмы уже в зрелом возрасте. Иначе не получалось – надо было поработать, поучиться, набраться опыта.

– Вы выбираете мультфильмы для своих детей?

– Они смотрят почти все. Почти – это просто потому, что я понимаю: «Южный Парк» или «Бивис и Баттхед» все-таки рановато. А дальше мы с ними разберемся – и в искусстве вообще, и в кино, и в мультипликации – что такое хорошо и что такое плохо. Это процесс постепенный, и он неизбежно будет происходить, потому что у них папа – я.

– А «Смешарики» вам нравятся?

– Это замечательно.

– А «Бивис и Баттхед»?

– И «Бивис и Баттхед» замечательны! Это шедевры в своем жанре. Это разные жанры, разная возрастная аудитория, но здорово и там и там. По-моему, тот же Татарский сказал, что даже детям можно показывать Бивиса и Баттхеда – несмотря на такую их внешнюю вульгарность – просто чтобы дети понимали, как плохо быть идиотом. Это блестящий учебный фильм! Это качество. На этом тоже можно учиться.

– Как обладатель множества международных наград, развейте мои сомнения: все эти номинации и премии – действительно объективный процесс?

– (Хохочет.) Процесс объективно-субъективный! Что это значит, объясню. Бывают разные ситуации, разные фестивали, разные люди – но в целом (и на «Оскаре», в том числе) никто ни на кого не давит. Это искреннее суждение конкретных людей – академиков, членов жюри. И в этом смысле все объективно. Но по каждому отдельно взятому человеку это субъективно, конечно. То, что он член жюри, не означает автоматически, что он эксперт. Например, Майкл Дуглас. Он член Киноакадемии (наверное). Он тоже может прийти на просмотр короткометражного кино в Лос-Анджелесе, получить анкету и проголосовать. Он выдающийся актер, но это не значит, что он понимает в мультипликации настолько, чтобы грамотно выбрать лучший фильм. И вот на десять таких пришедших и проголосовавших – один реальный эксперт. Академии всех фестивалей устроены по этому принципу.

– А мнение аудитории, для которой делается фильм, учитывается?

– Ну, аудитория – это же не десять академиков, это весь мир, который в состоянии смотреть кино. Правда, на многих фестивалях есть приз публики, и вот его действительно можно назвать призом от аудитории, для которой сделан фильм. Пусть даже она фестивальная – неважно, на просмотры ходят и обычные люди с улицы. И, кстати, очень часто это довольно объективное мнение. Пять членов жюри вполне могут дать приз фильму, который чудовищно плох. Вот объявляют награду фестиваля, и ты хватаешься за голову – господи, а этому-то за что?! Но я не помню такого, чтобы приз публики достался слабому, бездарному фильму – как правило, это крепкое достойное кино, а бывает и выдающееся. Это говорит о том, что публика не дура, она четко понимает, что такое хорошо и что такое плохо.

– То есть хороший фильм всегда найдет зрителя?

– Обязательно. Если вы сделали хорошее кино – не здесь, так там, а скорее всего и несколько раз, вы получите свою награду, она вас найдет.

– Эти награды позволяют получать новые предложения – какие в основном?

– Как правило, коммерческие. И тут уже твой выбор – интересно, неинтересно, соглашаешься или нет. Ну и, конечно, тебя узнают на фестивальной тусовке, ты становишься неким брендом. И не только на фестивальной.

– Вы говорили, что не выбираете коммерческие предложения – то есть у вас нет возможности выбрать?

– Нет, у меня как раз есть возможность отказаться. Вот это действительно то, что сегодня мне дало мое имя, мой статус – я этим не кичусь, это факт. Это роскошь – когда можешь себе позволить отказаться от проекта просто потому, что не захватывает.

– Над чем вы сейчас работаете?

– Над новым авторским проектом про двух космонавтов – черт бы их побрал, уже всю душу вымотали. Хотя просто никогда не бывает. Но я должен сделать этот фильм. Он меня однажды захватил, и мне это интересно.

– А как выглядит ваше рабочее место – просто стол и стул?

– Еще компьютер. Но это уже вопросы исполнения. А масса идет совершенно невидимой работы – там, в мозгу. Вплоть до того, что я могу общаться с вами, а в какой-то момент отключаюсь и начинаю думать про свое кино. Потому что это тревожит, не отпускает – это тот самый процесс творчества. Творчества не как удовольствия – «сейчас я кайф словлю» – ничего подобного. Кайфа в этом мало.

– Мало?

– Кайф – это когда приз получаешь. А все, что предшествует, пытка. Творчество – это ведь что такое? Ты решаешь какую-то проблему. Она трудно решима, или ты не знаешь, как ее решить – какие-нибудь не склеивающиеся два эпизода. И вот ты начинаешь об этом думать, не спать ночами... Какой же в этом кайф?

– Не могу не задать банальный вопрос – тогда для кого художник все это делает?

– Для себя и для того парня (смеется). На банальный вопрос отвечаю банально: творить – это потребность. Потому что если ты это не сделаешь… Можно прожить целую жизнь, но этот червь будет глодать тебя бесконечно. Чтобы от него избавиться, нужно сделать кино. Конечно, появится другой червь, но от этого ты уже освободился. Я очень легко живу без фильма «На краю земли» – потому что я его однажды сделал. Это самотерапия. Но я понимаю, что кино делается не для себя, а для публики. Его будут смотреть люди. И я хочу, чтобы его смотрели. Поэтому когда говорят: «Я снимаю для себя» – чушь, я в это не верю. В таком случае либо снимай и прячь на полку, либо вообще ничего не делай. Потому что фильм, как правило, складывается в голове – тогда зачем его вообще снимать?

«На краю земли» – фильм о нелегкой судьбе пограничника

Кто есть кто в российском анимационном кино

КОНСТАНТИН БРОНЗИТ – российский режиссер-мультипликатор. Заслуженный деятель искусств РФ, член Французской киноакадемии «Сезар» и Российской академии кинематографических искусств «Ника». Лауреат международных премий и обладатель множества фестивальных призов. В2009 году его короткометражный
фильм «Уборная история – любовная история» номинировался на «Оскар». Автор 25 анимационных фильмов, 20 музыкальных роликов и заставок. Самые известные проекты последних лет– полнометражный анимационный фильм «Алеша Попович и Тугарин Змей», мультфильм «Кот и Лиса» из цикла «Гора самоцветов».

Константин Бронзит

Каждый хоть раз цитировал ЭДУАРДА НАЗАРОВА – точнее, его Волка из фильма «Жил-был пес»: «Щас спою!» Назаров не только режиссер, сценарист и художник, но и педагог: мастерскую Хитрука-Назарова называли знаменем Высших режиссерских курсов. Вместе с режиссером Давидом Черкасским возглавляет Международный фестиваль анимационных фильмов «Крок».

Эдуард Назаров

АЛЕКСАНДР ТАТАРСКИЙ – тот самый человек, который снял «Пластилиновую ворону» (а также пластилиновую заставку для «Спокойной ночи, малыши!»), «Падал прошлогодний снег», «Крылья, ноги и хвосты», «Следствие ведут Колобки». Инициатор и автор проекта «Гора самоцветов» – самого большого цикла фильмов, когда-либо снимавшегося в нашей анимации. Когда-то Татарский создал первую в России независимую анимационную киностудию – «Пилот». А в 1987 году открыл первую в стране студию с 3D-технологией компьютерной анимации реального времени – «Пилот ТВ».

Александр Татарский

Режиссер-мультипликатор АЛЕКСАНДР ПЕТРОВ все свои фильмы снимает
в очень трудоемкой технике «ожившей живописи»: рисует масляными красками по матовому стеклу. В 2000 году его фильм «Старик и море» первым
за историю российской мультипликации получил премию «Оскар» как лучший анимационный фильм. А еще Петров – единственный академик-мультипликатор Академии художеств.

Александр Петров

«Сказка сказок» и «Ежик в тумане» ЮРИЯ НОРШТЕЙНА признаны лучшими мультфильмами всех времен и народов. А в мультипликацию Норштейн попал случайно – мечтал заниматься живописью, учился в художественной школе, а на курсы художников-мультипликаторов поступил за компанию с приятелем.

Юрий Норштейн

ФЕДОР ХИТРУК – создатель «нашего» Винни-Пуха и Бонифация. Не только режиссер, но и сценарист, педагог, переводчик, и даже составитель международного словаря анимационных терминов. Участник Великой Отечественной войны.

Федор Хитрук

В прошлом ИВАН МАКСИМОВ – физик, работал инженером в Институте космических исследований. Сейчас он режиссер, сценарист, художникпостановщик, аниматор и педагог, создатель множества короткометражных мультфильмов, клипов, рекламных роликов, фирменных персонажей (помните слоника с логотипа «Денди»?) и даже компьютерной игры – «Полная труба». Наиболее известны его фильмы «Болеро» («фильм повышенной духовности»), «Ветер вдоль берега», «Дождь сверху вниз».

Иван Максимов

МИХАИЛ АЛДАШИН когда-то служил в ВМФ, в Севастополе – там и решил учиться рисовать. В итоге стал не только художником, но и знаменитым мультипликатором. Он снял 10 фильмов, и еще более ста создано с его участием. Работы Алдашина получили более 40 призов на отечественных и международных фестивалях, а «Рождество» признано одним из лучших анимационных фильмов, снятых в постсоветское время. Долгие годы Михаил Алдашин совмещал увлечение живописью и работу в анимации, а не так давно сосредоточился на живописи.